Храм Покрова Божией Матери на Десне

Ильинское благочиние

На сегодняшний день известны имена 6.5 тысяч имен расстрелянных и захороненных на спецобъекте НКВД «Коммунарка». Из них краткие биографические сведения на 4527 человек имеются в Книге памяти жертв политических репрессий «Расстрельные списки. Москва. 1937-1941. "Коммунарка", Бутово». Сколько здесь захоронено людей на самом деле, пока неизвестно. Первоначально сотрудники НКВД высказывали предположение о захоронении 10-14 тысяч человек на территории «Коммунарки», но пока эти предположения не подтвердились, хотя членами научно-просветительского общества «Мемориал» были просмотрены общие «расстрельные» книги и выявлена статистика расстрелов, произведенных в Москве в период с 1937 по 1941 год.
       Спецобъект НКВД «Коммунарка» отличается от всех других мест захоронений, которых немало в нашей стране. Здесь лежат останки расстрелянной советской партийной элиты - члены правительства страны и союзных республик, кандидаты в члены ЦК ВКП(б), наркомы, зам. наркомов, министры и зам. министров СССР и даже иностранных государств, директора трестов, главков, крупнейших заводов. Среди расстрелянных и захороненных в «Коммунарке» много военачальников - в недавнем прошлом легендарных комдивов, командующих флотами, адмиралов, военных специалистов. Все они до ареста были почитаемыми и влиятельными людьми, имели множество высоких наград, жили в привилегированных условиях, об иных даже слагались песни, ставились кинофильмы. Стоит посмотреть на адреса, по которым перед арестом жили жертвы «Коммунарки». Это, во-первых, Московский Кремль; в кремлевских квартирах проживали кандидат в члены ЦК ВКП(б), в недавнем прошлом «любимец партии», главный редактор газеты «Известия», академик Н. И.Бухарин, первый зам.наркома иностранных дел Н. Н. Крестинский, зам.председателя Совнаркома Я. Э. Рудзутак и т. д. Другим комфортным и вместе с тем опасным местом проживания был Дом правительства (д. № 2 по улице Серафимовича, ДОПР, метко прозванный народом Домом предварительного заключения). Знаменитый Дом на набережной был выстроен на 507 квартир. За годы репрессий было арестовано 787 его жителей, 338 из них расстреляны (цифры на сегодняшний день, они все время уточняются); останки 164 человека лежат в земле «Коммунарки». Многие, оказавшиеся в «Коммунарке», перед арестом жили в дорогих гостиницах, в специально охраняемом доме на улице Грановского, в прекрасных домах на улице Горького и др.
       В числе расстрелянных и захороненных на территории спецобъекта «Коммунарка» - дипломаты, военные атташе, советники посольств. Здесь - руководители всех десяти отделов Разведупра и контрразведки, разведчики, отозванные из заграничных командировок и по возвращении на родину подвергшиеся аресту и казни. Одним из них был горячо любимый, горько оплакиваемый муж Марины Цветаевой - Сергей Яковлевич Андреев-Эфрон. В прошлом у Эфрона было все: безоговорочное неприятие советской власти, участие в рядах Белой армии, постепенное и полное перерождение, наконец, тайная служба в органах безопасности. Участник похищения председателя РОВСа Кутепова, затем - генерала Миллера, он был вынужден бежать из Парижа в Москву в связи с тем, что его разыскивала полиция в связи с причастностью к убийству Рейсса. С. Я. Эфрон прибыл в Советский Союз в октябре 1937 года, некоторое время он лечился в больницах и санатории НКВД (туберкулез, болезнь печени, тяжелейшие приступы стенокардии), затем жил с семьей на даче в Болшеве, в одном из домов, принадлежавших НКВД. Здесь в ночь с 9 на 10 октября 1939 года он был арестован. Семья его больше не видела. Как стало теперь известно, он прошел все круги ада сначала в Лефортовской, затем в Сухановской тюрьме, славящейся тем, что там, по воспоминаниям бывшего узника Е. Гнедина, применялось 52 вида пыток, а ведь Сергей Эфрон был к этому времени тяжело больным немолодым человеком. И все-таки он какое-то время сопротивлялся возводимым на него обвинениям. Допросы «с пристрастием» не улучшили его состояния. Находившего под следствием С. Я. Эфрона вынуждены были дважды помещать в психиатрическую больницу при Бутырской тюрьме по поводу «острого реактивного душевного расстройства и попытки на самоубийство». Однако допросы продолжались. В декабре ему устраиваются очные ставки с уже сломленным следствием соседом по даче, также секретным сотрудником НКВД Н. А. Клепниным-Львовым. Сам Клепнин и его жена были арестованы через месяц после ареста С.Я. Эфрона. Ему пришлось также встретиться на очной ставке с П. Н. Толстым, поэтом, племянником писателя А. Н. Толстого, и другими. Все они уговаривали Эфрона «признаться во всем», т.е. в работе на иностранные разведки. Сопротивление Эфрона было расценено следователями как «провоцирование следствия». Марина Ивановна Цветаева пыталась помочь мужу. Ею было написано Берии два больших письма, на которые, естественно, не последовало ответа. В них она писала об Эфроне, что это «человек величайшей чистоты, жертвенности и ответственности», что она «прожила с ним 30 лет жизни и лучшего человека не встретила».
       Уже после начала войны 6 июля 1941 года состоялось закрытое судебное заседание Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР. Все четверо упомянутых и еще двое других, связанных между собой по работе за границей на НКВД, были приговорены к расстрелу. По всей видимости, все были расстреляны в Бутырской тюрьме: супруги Клепнины и еще двое - 27 и 28 июля, Толстой - 30 июля, Эфрон - 16 октября 1941 года. Все шестеро, проходившие по делу Эфрона, захоронены на спецобъекте НКВД «Коммунарка». Друг и издатель Марины Цветаевой, Дмитрий Шаховской, будущий архиепископ Сан-Францисский Иоанн, считал, что Сергей Эфрон еще более трагическая фигура, чем Марина Цветаева.